Педагогика

По существу устная речь невозможна без подтекста: где бы и что бы мы ни говорили, подтексты всегда звучат как наша внутренняя реакция на мысль и чувство, заложенные в тексте. Если текст — это то, что я говорю, то подтекст — уже то, что я хочу сказать. Это обстоятельство дало основание в своё время сказать французскому наблюдателю за речью Ларошфуко: «Слова даны, чтобы скрывать мысли». Наше стремление обратное: давая реалистическое выражение тексту, мы стремимся максимально обогатить к усилить его тоном речи. Нам дорог тот подтекст, который раскрывает подаваемый в произнесении текстовой материал.
 

Первый и наиболее распространённый вид подтекста — выражение нашего психологического отношения к лицу или явлению: оно, будучи подано в звучании, придаёт правду и живость речи. Возьмём для примера четыре строки из речи Чацкого в начале 7-го явления первого действия комедии «Горе от ума» Грибоедова.

Вот его слова:

Чуть свет уж на ногах, и я у ваших ног!
Ну, поцелуйте же, не ждали? Говорите!
Что ж, рады? Нет? В лицо мне посмотрите!
Удивлены? И только? Вот приём!
 

(кстати, вот пример подлинно устной речи, с её лапидарными фразами, эмоциональными «скачками»).
 

Если попытаетесь прочитать эти слова, доверяясь лишь их буквальному смыслу, то чтение ваше будет бледным, невыразительным. Но отдайтесь настроениям юноши - Чацкого, и слова эти зазвучат взволнованно, ярко. Вот вам один из примерных подтекстовых вариантов этих строк: «Чуть свет уж на ногах» (подтекст: буйный, молодой, любовный привет).

«И я у ваших ног» (подтекст: трепетное и доверчивое ощущение близкого человека, находящегося — наконец-то! — вот здесь, рядом).

«Ну, поцелуйте же» (подтекст: шаловливая, чуть капризная просьба).

«Не ждали» (подтекст — вопрос).

«Говорите» (подтекст: первые «звуки» нетерпения).

«Что ж, рады» (подтекст: «ну, ну, скорей же, скорее», явное нарастание нетерпения, всё ещё светлого, согретого надеждой и доверием).

«Нет» (подтекст:    недоумение, тронутое явно вдруг сказавшейся настороженностью).

«В лицо мне посмотрите» (подтекст: отгоняет закравшееся подозрение: «нет, нет, не может быть!»).

«Удивлены» (подтекст: «не понимаю, что это такое?»)

«И только» (подтекст: обида, боль, вдруг как-то сразу появившиеся).

«Вот приём» (подтекст: обида переходит в ощущение оскорбления, печали, одиночества).

Видите, как подтекст оживляет, досказывает внутреннюю жизнь юноши - Чацкого, разнообразит его речь. Конечно, эти подтексты — не канон, они лишь вариант, возможны и другие подтексты. Дело лишь в том, чтобы творчески, в согласии с идеей и темой произведения, всегда искать и давать подтексты.
 

Вторая категория подтекстов — это логическое уточнение текста, ситуации, им описанной.

В третьей речи Чацкого из того же явления мы встречаем следующие заключительные слова.
Или ваш батюшка с мадамой за пикетом;
Мы в тёмном уголке, и кажется, что в этом,
Вы помните? ..

Вторая половина второй строчки допускает явное разночтение, Или Чацкий, оглядывая комнату, ищет и находит тот реальный «уголок», в котором он когда-то играл с Софьей, или же, наоборот, Чацкий уходит в себя и с грустной улыбкой, как бы покачивая головой, вспоминает всё, всё, всю милую ему и теперь ещё совокупность тех детских лет. Произнося это место, вы должны выбрать одно из этих выражений внутренней жизни Чацкого.
 

Третья категория подтекстов — это слова явного шифра, нескрытого или тонко скрытого стремления как бы «эзоповским языком» прикрыть одно явление другим. Это намерение может быть сплошным для всего произведения, а также частичным для отдельных фрагментов его. Совершенно очевидно для нас, что такая намеренность автора, в особенности если она вынужденная, должна быть чутко вскрыта и передана в полном соответствии с внутренними, прямо невысказанными мыслями автора.
 

Например, таким подтекстом насыщены «Сказки» Салтыкова-Щедрина. Аналогичный по намерению, явно вынужденный для автора подтекст мы встречаем в стихотворении Пушкина «Арион»: автор этого произведения — друг декабристов, в условиях реакции Николая I, не мог прямо высказать своего отношения к друзьям, томившимся в подземельях Сибири, поэтому вынужден был своё высказывание прикрыть древним греческим мифом. Нам. знающим творческое намерение Кольцова, так понятен его подтекст, вложенный в стихотворение «Лес», посвящённое памяти великого Пушкина.

Из приведённых примеров видно, что причины «зашифровки» слов могут быть различными: вынужденными, случайными, стилевыми. В особенности должны быть замечены подтексты стилевые, навеянные творческими желаниями.

Перечень подобных произведений может быть безгранично большим. Сюда, прежде всего, относятся басни так называемого «животного» типа: вспомните хотя бы басню Крылова «Волк на псарне» — произведение патриотическое, которое, как известно, так хорошо использовал сам Кутузов, выведенный в образе ловчего.

Та же героическая эпопея рождает в творчестве Лермонтова стихотворение «Два великана»: в духе военно-патриотических песен поэт в сказочно-аллегорической форме рисует гигантскую борьбу Наполеона и Кутузова.

Чутко воспринятый подтекст подобных произведений придаст исполнению их убедительный и живой характер.